Добрый вечер.
Мальчик 2008 года рождения, 11 лет 1 месяц. Вторая беременность (роды у супруги в 29 лет). Угроза прерывания в 12 недель. Постоянный тонус матки, низкое положение плода. Роды в срок, но не вполне самостоятельные: больше суток ребенок практически не шевелился, и было принято решение проколоть плодный пузырь. Роды быстрые, от момента прокола до момента рождения прошло меньше часа. Вес 3050 гр., рост 50 см., оценка по шкале Апгар 8/9 баллов.
При рождении, есть подозрения, были травмы – на носу и лбу были яркие красные пятна, похожие на легкие гематомы, не сходили долго, лет до четырех. Врачи сказали «травм нет».
Развитие в целом шло «по норме» - держал голову, вставал на ноги, говорил, ходил четко «по таблице развития ребенка». Прививки по плану.
Перенесенные заболевания: ПЭП, астигматизм, острый конъюнктивит, ОРВИ, в 2016 году – пневмония, в 2017 году – ангиопатия сетчатки, острый ринит.
Читать (медленно) и писать начал в шесть лет. Тем не менее, были подозрения, что развитие задерживается, потому что в поведении отмечалась заметная инфантильность. Наивность в суждениях, чрезмерно эмоциональная реакция на позитивные и негативные события, при столкновении с трудностями (например, в самостоятельном одевании, в рисовании) тут же отказывался пытаться снова и просто бросал делать то, что делал, с заметной нервозностью. «Тест с мальчиком и скамейкой» до девяти лет не проходил: считал, что виновата скамейка. В пять-шесть-семь лет ластился к взрослым, в том числе к малознакомым людям (медсестрам, парикмахершам, друзьям родителей), обнимался, как это делают маленькие дети.
До сих пор почти не умеет лгать, притворяться, что-то скрывать, даже в безобидных мелочах. Ребенок очень открытый, доверчивый, добрый, отзывчивый, ласковый, очень общительный, но строить отношения со сверстниками всегда было тяжело. От общения у него очень завышенные ожидания, всех новых знакомых ребят (впервые встреченных на детской площадке, во дворе и т.д.) сразу называл «это мой друг».
Участковый педиатр говорил, что развитие в норме, отставаний нет, беспокоиться не о чем, «у меня таких половина участка» и «перерастет», но ситуация не выправлялась.
В интеллектуальном плане отставания не замечено, в школе тоже - ни нами, ни школьными преподавателями. До 2-го класса (2015-2016 гг.) проблем с учебой не было, кроме почерка: почерк был очень корявым и неразборчивым.
Проблемы с речью: «р» картавая, мягкую «р» почти не выговаривает, когда быстро говорит, «глотает» звуки. Очень плохо всегда переносил громкие резкие звуки – проезжающие мимо мотоциклы, петарды за окном, подъезжающий поезд, начинал стонать и зажимать уши.
Главные проблемы начались в январе 2017 года: супруга тяжело заболела, скорая приезжала четыре раза за два дня. Ребенок нервничал, сильно испугался. В том же январе, спустя несколько дней, наша домашняя кошка заболела и повела себя неадекватно и агрессивно: с шипением и визгом бросалась на хозяев и гостей, кусала и рвала когтями всерьез, даже спустя два года у супруги остались шрамы на ногах. Детей (+старшая девочка 2004 г.р.) успели спрятать в детской, где они и сидели несколько часов (весь вечер, потом ночь и раннее утро), пока мы пытались успокоить или хотя бы изловить кошку. В результате пришлось вызывать зверолова и усыплять кошку прямо дома. Дети этого не видели, и считают, что кошку усыпили не смертельно и отдали в приют, где ее будут лечить.
С того времени у ребенка начались кошмары, плохой сон. Снились нападения животных и «что маму убивают». Через пару месяцев кошмары прошли, но стал жаловаться на частые головные боли. В марте 2017 года школьная учительница рассказала, что в школе с ребенком начали происходить «истерики». Он неадекватно резко реагировал на шутки и «подколы» одноклассников, причем даже на те, которые ему почудились («они на меня так смотрят, как будто ненавидят»), кричал, матерился, плакал, кидался учебниками, тетрадями. Кидался НЕ в кого-то, а просто так – в сторону, в стену, на пол. Чужие вещи никогда не трогал, бросался только своими.
К специалистам тогда не обращались, надеялись разобраться сами. Приступы случались примерно раз в месяц, его приходилось забирать из школы. До конца учебного года хуже не становилось, лучше тоже.
Начались проблемы с учебой и обучаемостью вообще. Задания старался выполнить как можно быстрее, не следя за правильностью и аккуратностью. В работах по русскому языку пропускал и путал местами буквы, при проверке этого не замечал. Считал быстро и правильно, но неаккуратно оформлял ответы и записи. Начал читать со все большими запинками, все медленней, с трудом определял смысловые паузы в тексте и интонационные ударения. Часто не мог понять смысла написанного, не мог пересказать.
Половина лета прошла нормально, с виду ребенок повеселел, успокоился, нового учебного года ждал и хотел вернуться в школу.
В середине лета (точный месяц не помним) на прогулке его сильно напугала безнадзорная собака. Собак он опасался и раньше, а с этого дня начался все нарастающий страх (вплоть до текущего времени). Ребенок перестал ходить гулять без взрослых и вообще стал стараться как можно меньше выходить на улицу. Немногочисленных приятелей по играм не осталось вообще, он ни с кем не общается. Стал выходить на улицу все реже. Обострилось восприятие громких звуков: однажды он зажимал уши и испуганно ныл, когда был сильный ветер (не ураган), и жаловался, что «громко» и «уши болят».
Дома приступы, подобные тем, что были в школе, случались несколько раз, когда что-то шло не так, как он планировал, или когда у него что-то не получалось. Начало учебного года прошло в целом спокойно, но ребенок начал жаловаться, что болит голова и тошнит. В октябре приступ агрессии и паники повторился. Усилились головные боли, чаще стал жаловаться на тошноту.
Ребенок всегда любил динозавров и драконов, часто их лепил и рисовал, а начиная со времени происшествия кошкой и болезнью матери – часто стал рисовать абстрактных зубастых тварей, очень отдаленно похожих на драконов/динозавров. Рисовал очень часто и очень много, одним цветом, по десять-пятнадцать рисунков в день, чаще всего очень схематично, уделяя мало внимания деталям и прорисовывая в основном зубы и когти. Стал быстро утомляться, с трудом просыпаться по утрам.
В середине ноября 2017 г. в школе случился очередной приступ, ребенок снова кричал, трясся, кричал «не хочу так жить», перевернул парту, бросил стул (НЕ в кого-то, просто). Сжимал зубы, трясся, сжимал кулаки. Потом говорил, что при этом «вокруг становится как будто темно» и «как будто меня двое», и «один боится, а второй все это делает». Тогда впервые обратились к психиатру в поликлинике, психиатр диагностировал невроз, назначил неулептил по две капли три раза в день. По справке от психиатра от школьных занятий ребенка освободили до конца новогодних каникул (до 9 января 2018 года).
4 декабря 2017 была консультация у невролога, по назначению невролога были сделаны МРТ и УЗДГ. По результатам МРТ обнаружена интракраниальная венозная ангиома, по результатам УЗДГ – цефалгический синдром.
Невролог назначил диакарб (1 таблетка утром, 12 дней), аспаркам (1 таблетка утром, 15 дней), магнелис (1 табл. 2 раза в день в течение месяца) а также кортексин (5 мл.) и мексидол (2 мл.) по 10 дней каждый, чередуя инъекции.
В январе 2018 года ребенок вышел в школу, в целом поведение наладилось, за период с января по май приступы случались два раза, уже не такие агрессивные, вещами не кидался, но если что-то шло не так (например, что-то не получалось) – рвал тетрадь или поделку, плакал, но уже не кричал, а когда это случалось в школе – иногда учительнице удавалось успокоить его самостоятельно, или он успокаивался после разговора с кем-то из родителей по телефону. Но стала намного чаще болеть голова.
При повторном приеме у невролога была рекомендована консультация нейрохирурга и невролога в МОКДЦД. В марте 2018 г. был прием в МОКДЦД, там же была сделана ЭЭГ. Диагноз – тревожное расстройство, головная боль напряжения. Заключение ЭЭГ: умеренные общемозговые изменения функционально-регуляторного характера, стойкая ирритация ретикулярной формации ствола.
Нейрохирург в МОКДЦД сказал, что ангиома не требует оперативного вмешательства, но рекомендовал повторное МРТ через шесть месяцев.
В мае 2018 г. приступов не было, но ребенок каждый день после школы сообщал, что «я держался, как мог, и у меня получилось». За лето поведение наладилось, состояние видимо стабилизировалось, хотя голова по-прежнему болела часто. В августе перестал пить неулептил.
В первую же учебную неделю сентября 2018 года всё повторилось с прежней тяжестью: на уроке бросил и порвал тетрадь, плакал, снова кричал «не хочу так жить» и «убьюсь», сжимал голову руками, задыхался, стискивал зубы, трясся, когда немного успокоился – тихо подвывал сквозь зубы, продолжал плакать. И все это время, с самого первого случая, каждый раз после таких приступов – упадок сил, и спустя полчаса-час засыпает.
Так как именно в сентябре подошло время повторного МРТ, сделали МРТ. Результат обследования: венозная ангиома лобной доли, киста шишковидной железы. С результатами обратились в РДКБ, к нейрохирургу Пальму Валентину Вальтеровичу. Заключение: «выявленные образования не оказывают компремирующего и дислокационного воздействия, ликвородинамика компенсирована». Диагноз: Q28.3.
Усилилась кинофобия, ребенок перестал выходить на улицу вообще, дергался даже от лая на улице или от произнесенного рядом слова «собака», смотрел в интернете инструкции «как вести себя при нападении собак». Когда на улицу выходить все-таки приходилось – шел весь сжавшийся, почти не смотрел, куда идет, озирался по сторонам, шел быстро, почти бегом.
В это же время получили направление на консультацию в ДДО ЦКПБ. Там нам выдали рекомендацию госпитализировать ребенка для обследования. 21 ноября 2018 года госпитализировали, выписка – 18 декабря 2018 года.
Диагноз: шизоидное расстройство, фобия. Рекомендовано наблюдение у психиатра по месту жительства, работа с психологом. Назначены препараты: хлорпротиксен (15 мг., 1 табл. вечером), риспаксол (2мг., по 1 таблетке утро/вечер). В январе 2019 года ребенок вернулся в школу.
Приступов с агрессивными проявлениями (кидание вещами, визг, ругань) больше не было, но были редкие случаи паники и расстройства: когда что-то не получалось, начинал плакать, иногда успокаивался сам, иногда начинал рыдать, задыхаться, на попытки успокоить – начинал рыдать еще сильнее. Ко всему остальному добавился страх вернуться в больницу: ребенок нервничал, потому что боялся, что с ним снова случится приступ паники и плача, а из-за этого его отправят обратно в больницу, и от этого пугался еще больше, становился еще более нервным и начал бояться ходить в школу.
Голова стала болеть почти постоянно. Начал все чаще болеть живот, частая тошнота. 30 января 2019 года ребенка госпитализировали с подозрением на гастрит. Диагноз: гастрита нет, дискинезия желчевыводящих путей. Назначены: но-шпа по 1 т. 2 раза в день, фламин по 1 т. 3 раза в день.
Жалобы на боль в животе, головную боль, головокружение и тошноту так и остались, стали ежедневными, по утрам стал просыпаться еще тяжелее, в течение дня боли и тошнота могли стать еще сильнее. Все чаще приходилось забирать ребенка с уроков, потому что было плохо, часто просто не ходили в школу, потому что голова кружилась и болела очень сильно, тошнило. Ребенок совершенно точно не притворяется, однажды учительница сама позвонила «забирайте его», и когда за ним пришли – был нездорово бледным, ОЧЕНЬ бледным, и домой шел, покачиваясь.
Стал невероятно быстро набирать вес, сейчас вес ребенка колеблется от 45 до 47 кг, и никакие диеты эффекта не давали, сбросит немного – и набирает снова. Так как подобные побочные эффекты описаны у риспаксола и хлорпротиксена, психиатр по месту жительства хлорпротиксен отменил, заменил на сонапакс (10 мг. утро/вечер) и вальпарин (300 мг. по ½ таблетки утром и вечером), риспаксол оставил по ¼ таблетки утром и вечером. В апреле 2019 года ребенок посетил эндокринолога, анализ крови и УЗИ показали гипотиреоз. Назначен L-тироксин по 1 таблетке утром.
4 февраля 2019 года ребенок начал посещать психолога в реабилитационном центре для детей и подростков с ограниченными возможностями (других психологов, вызывающих доверие в плане наличия у них качественного профессионального образования и следования научной методологии, поблизости нет). Сложно сказать, насколько это помогает, заметный прогресс – стало лучше с речью, ребенок по собственному желанию начал читать художественные книги. Психолог работает по методике Семенович (школа Выготского). Изменились темы рисунков, стал рисовать людей и «милых зверушек», динозавров и драконов рисовать продолжает, но рисунки стали детальнее, цветные, с сюжетами. Очень увлекается Лего, получается хорошо, строит очень сложные конструкции.
16 марта 2019 года – снова посещение невролога. Диагноз: ВСД, мигренеподобные головные боли. Назначение: диакарб (1 таблетка утром, 12 дней), аспаркам (1 таблетка 3 раза в день, 15 дней), кортексин (10 мл) и мексидол (2 мл) по 10 уколов, поочередно. После этого курса назначено: пикамилон (20 мг по 1 таблетке утром и днем), мексидол (по 1 таблетке 3 раза в день) в течение месяца.
В течение всего апреля еще больше усилились головная боль, тошнота и боли в животе, утром стал просыпаться совсем тяжело, в школе регулярно плачет (но уже без криков и неадекватного поведения), потому что не может сосредоточиться и тяжело сидеть, несколько раз оставался дома, потому что плакал «мне плохо», а при попытках объяснить, что нельзя пропускать школу каждый день, опять начинал рыдать. На вопрос «почему плачешь?» отвечал «я нервничаю», на вопрос «почему?» отвечал «я не знаю». Когда успокаивался – сознавался, что боится следующего развития событий: ему плохо с утра, в школе станет еще хуже, он начнет плакать, учительница позвонит нам, мы заберем его с занятий, он не аттестуется за четвертый класс, будет расстраиваться, опять приключится паника с рыданиями в школе, и его отправят обратно в больницу. Стал бояться не только контрольных («у меня ничего не получится»), но и простых занятий, боится выходить к доске, его «клинит», и он начинает забывать даже то, что знал. За плохие оценки, уточню, его не ругали никогда, всегда говорили «ну ничего, это бывает, давай позанимаемся» и занимались.
4 мая 2019 на фоне вновь вернувшейся паники, все более острой реакции на ситуацию и невроза психиатр по месту жительства отменил сонапакс.
В семье и среди родственников нет никого с психоневрологическими диагнозами. Есть подозрения, что была депрессия у бабушки супруги, но так как бабушка жила в деревне, никто ее не обследовал и диагноза не ставил.
Очень хотелось бы попасть на приём к вам и, если это необходимо и возможно, в неврологическую клинику (насколько я понял – по этому профилю есть отделение в Морозовской клинике). Сразу хочу оговорить, что наша семья небогата и мы бы очень хотели получить помощь для сына в рамках ОМС, но мы готовы к бюрократической волоките, которая может для этого потребоваться.
В любом случае – спасибо за ваше время. |
