Почему современные подростки не хотят взрослеть?

Доброе утро!

Вечером в пятницу, 29 сентября, я участвовал в программе Отражение на ОРТ. Вот что там происходило:

На фото: обстановка в студии глазами телезрителя

Ольга Арсланова: Мы продолжаем. В ближайшие полчаса поговорим о том, как взрослеют или не взрослеют подростки в нашей стране и в других странах мира, о том, что происходит с подрастающим поколением.

Дело в том, что американские ученые провели самое масштабное за 50 лет исследование взглядов и ценностей подростков, и вот что они выяснили. Современные подростки, оказывается, гораздо медленнее взрослеют – медленнее, чем это делали их родители. Давайте посмотрим на цифры, которые получились у исследователей. В среднем сегодняшний 18-летний человек – выпускник школы – соответствует по своим привычкам и типичным занятиям тому, чем занимались примерно 15-летние юноши и девушки 20, а то и 30 лет назад. Например, в 1991 году 54% опрошенных учащихся старших классов признавались, что хотя бы раз в жизни занимались сексом, а в 2015 году мы видим, что этот показатель сократился до 41%. Идем дальше: число попробовавших алкоголь снизилось на 30% за тот же период. В 1991 году хотя бы изредка подрабатывали, хотели стать взрослыми, сами заработать 76% старших подростков, а в 2015 году – всего 55%. Подростки вообще реже выходят куда-то из дома без родителей – это тоже выяснили американские ученые. Психологи говорят, что вот эта тенденция медленного взросления развивается на фоне роста уровня безопасности в обществе, повышения благосостояния американских семей и снижения рождаемости. Это не хорошо и не плохо, это просто отражение современного культурного климата, говорят исследователи.

Как изменились за полвека российские подростки? – это то, что нам интересно больше всего. Мы это обсудим с вами прямо сейчас – присоединяйтесь.

Петр Кузнецов: И с экспертом в студии – это Лев Пережогин, детский врач-психотерапевт, ведущий научный сотрудник Научного медицинского исследовательского центра психиатрии и наркологии имени Сербского. Здравствуйте, Лев Олегович.

Ольга Арсланова: Здравствуйте.

Лев Пережогин: Здравствуйте.

Ольга Арсланова: Если изучить сообщения российских средств массовой информации, российские социальные сети, сложится ощущение, что все-таки наши подростки хотят повзрослеть как можно раньше, и вот эти тенденции нам не очень близки. Что можете сказать вы как эксперт?

Лев Пережогин:Не уверен, что наши подростки хотят повзрослеть. Наши подростки, я думаю, в данном случае полностью поддерживают все мировые основные традиции и ничем от среднестатистических подростков зарубежных стран, имеющих приблизительно такой же уровень технического и материального развития, как Россия, не отличаются. Культурные особенности, которые России присущи, в данном случае, наверное, играют даже вторичную роль: все-таки основным показателем, который диктует поведение подростков, является в основном материальное благосостояние их семей, а оно растет как в Америке, так и в России в последние годы, поэтому все-таки тенденции, наверное, одинаково направлены что там, что тут.

Другое дело, что когда мы с такими исследованиями сталкиваемся, мы все время должны делать поправку на то, насколько это исследование формализовано. Как можно сравнивать два совершенно разных поколения, которые были в 1991 году и которые были сейчас? Если мы им дадим одну и ту же унифицированную анкету, то, к сожалению, современные подростки некоторых вопросов в этой анкете просто физически не поймут.

Ольга Арсланова: Например?

Лев Пережогин: Мир изменился. Вот был такой замечательный тест, который назывался "Школьный тест умственного развития" (ШТУР), который был разработан в Советском Союзе и который активно использовался для тестирования старших школьников. Вот если сегодня среднестатистическому школьнику того же возраста предложить ответить на вопросы этого теста, показатели будут удручающе низкими, но это совершенно не значит, что наши школьники поглупели за последние 25-30 лет. Просто совершенно изменился мир, нет таких даже порою слов в их лексиконе, которые были совершенно приемлемы и понятны для тех, кто относился к предыдущему поколению.

Дело в том, что напрямую такие выборки сравнивать-то просто практически нельзя. Другое дело, что когда мы опять-таки производим подобные опросы, мы должны учитывать еще один важный факт. Ведь школьники не глупые люди, они взрослые люди, как бы нам того хотелось или не хотелось, и прекрасно понимают, что мы от них ожидаем услышать. Приблизительно то, что мы от них ожидаем услышать, они и стараются сообщить. Наши школьники стали более конформными: то есть если раньше каждый школьник гордился тем, что однажды он тайно от папы и мамы употребил кружечку пива…

Ольга Арсланова: …или попробовал курить за школой.

Лев Пережогин: …или крепкий алкоголь, покурил за школой…

Петр Кузнецов: Раньше – это мы сейчас о каких годах говорим?

Лев Пережогин: Ну вот о годах поколения назад, 1990-е. Это было предметом гордости, таким образом было принято выделяться среди сверстников, показать свою зрелость, значимость – вот какой я молодец, вот как я умею быть похожим на взрослых.

Ольга Арсланова: Мое поколение.

Петр Кузнецов: И мое поколение.

Лев Пережогин: Сегодня ведь и во взрослом населении тоже меняются стандарты: количество курящих сокращается во всех странах мира – значит, признаком взрослости курение уже не является, какой же смысл тогда курить, если это не дает тебе привилегий казаться взрослым? Поэтому очень многие вещи, которые в подобных анкетах мелькают – надо делать поправку на то, как вообще изменился мир. Вы прекрасно понимаете, что сегодня мир все больше и больше становится замкнутым внутри определенных кругов, ячеек: телевизор, компьютер, мобильный телефон, социум сети, Интернет – это же теперь связующее звено между подростками.

Ольга Арсланова: Смотрите. Вот с 2000-х гг. видят перелом ученые: все меньше хотят подростки водить автомобиль (все позже начинают это делать), ходить на свидания и искать работу. Это как-то связано со смартфонами, компьютерами?

Лев Пережогин: Конечно, напрямую связано. Понимаете, в чем дело? Если раньше водить автомобиль считалось признаком взрослости… Если в американских школах права давали вместе с дипломом об окончании школы, каждый нормальный школьник считал необходимым научиться водить автомобиль – ну как же так, это признак взрослости? На сегодняшний день российские школьники понимают, что чаще всего нужно ездить на такси, потому что приличные люди в общественном транспорте якобы не ездят (предубеждение такое существует, миф социальный), а с другой стороны, водить свой собственный автомобиль – кому же охота в пробках стоять? Значит, такси.

Ольга Арсланова: Понятно, с этим разобрались.

Лев Пережогин: Помните позицию Митрофана фонвизинского "Недоросля"? – "а зачем знать географию? Извозчик ведь довезет".

Ольга Арсланова: Хорошо. А что со свиданиями и с работой? Мы ведь все стремились как можно раньше это все попробовать.

Лев Пережогин: Работа? Ну смотрите. На какую работу может рассчитывать современный подросток? Как правило, это не высококвалифицированная работа.

Ольга Арсланова: Но это карманные расходы, свобода.

Лев Пережогин: Да, но эти места, на которые раньше мог претендовать подросток, сегодня заняты трудовыми мигрантами. И если раньше можно было… Мои сверстники, когда я сам учился в школе, старались куда устроиться? – продавцом кваса на лето, например, была очень популярная работа, мороженым торговали, причем испортившиеся, отбракованные брикеты, которые нельзя было продавать, с удовольствием сами же и съедали. Вот какая была работа доступная. Она не тяжелая, она вполне достойно по тем временам оплачивалась. А сегодня-то эти должности заняты, а заниматься тяжелым физическим трудом, во-первых, никто ребенку не разрешит (есть гигиенические нормы, ограничивающие физический труд), а с другой стороны, он и не в состоянии, как правило, подобным трудом заниматься. То есть мы, общество идет сегодня по простому очень сценарию – мы все больше и больше говорим: "Давайте мы обезопасим наших детей!"

Ольга Арсланова: А почему они не хотят ходить на свидания? – предпочитают сидеть дома со смартфонами и книжкой?

Лев Пережогин: Они прекрасно решают эту проблему, тет-а-тет общаясь в чатах. Потому что, понимаете, свидание – мы же тоже это внушаем своим детям, хочется нам этого или не хочется – это ответственность: "Ты погоди, подумай как следует, ты принимаешь очень важное решение в своей жизни". Мы пытаемся – мы, взрослые – детям объяснить: "Дорогой ты мой, а ты подумал о безопасном сексе? Ты подумал о безопасности своей партнерши?"

Ольга Арсланова: "Лучше я не буду из дома выходить", понятно.

Лев Пережогин: Так лучше я не буду выходить из дома.

Петр Кузнецов: То есть взрослые виноваты все-таки?

Ольга Арсланова: Вот нам пишут: "Дело не в подростках – слишком большая гиперопека со стороны родителей".

Лев Пережогин: Разумеется. И связано это еще, на мой взгляд, с тем, что родителями сегодня принято становиться в очень зрелом возрасте: мы сначала думаем о карьере, а потом мы думаем о рождении детей. И среднестатистические родители резко повзрослели (я не хочу говорить "постарели"). И мы сегодня отличаемся от наших детей не так, как мы в свое время отличались от наших родителей, а так, как мы отличались от своих бабушек и дедушек. И вот для родителей характерно явление гиперопеки.

Вот посмотрите на социальный срез современного общества, и вы увидите, что у нас очень много неполных семей. А неполная семья – это, как правило (90% случаев из 100), одна мама, и эта одна мама, как правило, немолода. Она специально для себя родила единственного ребенка – дочку или сыночка – лет этак в 35-38. И теперь она прекрасно понимает, что когда у него уже подростковый возраст настал, что следующего ребенка она уже никогда не родит, это для нее единственная надежда и опора в жизни и в приближающейся старости – так давайте я вокруг него создам скорлупу. Вспомните, что было в свое время с Гаутамой, который стал Буддой: вокруг его дворца построили каменную стену и не показывали ему ни стариков, ни покойников, ни женщин. Он жил в своей скорлупе и думал, что жизнь продлится таким образом вечно, до тех пор пока кусочек стены не обвалился и он не увидел прокаженного старика и носилки, на которых несли покойника. Это перевернуло его жизнь, это было для него колоссальным стрессом – таким, что он решил поменять всю свою жизнь. И наши подростки сегодня такие же.

Петр Кузнецов: Все-таки уровень ответственности действительно растет, или это все нагнетание родителей?

Лев Пережогин: И то, и другое. Потому что общество стремительно развивается, у общества появляются новые вещи, которые прежде нам не приходили в голову, но мы в свою очередь эти новые вещи ставим себе на службу. Вы представляете, мобильный телефон – удобная же штука? Удобная штука. А теперь у каждого ребенка в кармане мобильный телефон. А если у тебя в кармане мобильный телефон, позвони маме и папе.

Петр Кузнецов: Вот по поводу того, что у каждого мобильный телефон в кармане. Если мы разложим малообеспеченные семьи и семьи богатые, где взрослеют быстрее, где взрослеют вовремя и где запаздывают?

Лев Пережогин: Это зависит не от благосостояния напрямую, это зависит от менталитета родителей. Если это исключительно богатая семья, то, конечно, к сожалению, им приходится думать о своей безопасности: ребенок ходит в школу с охранником, ребенка возит в школу персональный водитель.

Ольга Арсланова: Таких в нашей стране абсолютное меньшинство.

Лев Пережогин: Таких немного, прямым текстом скажем, но все-таки это совершенно другой менталитет. И это одинаковый менталитет что в России, что в Европе, что в Америке: богатые люди похожи друг на друга, как капли воды.

Если это совершенно обычная, среднестатистическая разумная семья – то, что мы называем средним классом – в которой мама и папа работают, ребенок имеет все необходимое, но большим богатством семья не отличается, то она живет так, как диктуют стандарты общества. И, естественно, если у соседнего ребенка появился мобильный телефон, как же я не куплю своему, чем же он хуже? Игрушки, одежда, аксессуары, чем принято увлекаться – даже, прошу прощения, виды спорта, которые выбирают эти дети, зависят от социальной среды. Взгляните, прошу прощения, на американских спортсменов, и вы увидите, сколько чернокожих занимается боксом и баскетболом и много ли из них играет в гольф. Это связано с традициями определенными.

Петр Кузнецов: А как же Тайгер Вудс?

Лев Пережогин: Вопрос в том, что исключения всегда подтверждают правило.

Петр Кузнецов: Да, я других не знаю.

Ольга Арсланова: Давайте к России вернемся. У нас звонки – давайте послушаем наших зрителей.

Лев Пережогин: Давайте.

Петр Кузнецов: Ростов-на-Дону, Сергей. Здравствуйте.

Ольга Арсланова: Здравствуйте.

Зритель: Добрый день, Сергей Николаевич.

Ольга Арсланова: Очень приятно.

Зритель: Я работал в школе в 1970-е гг., я сейчас уже на пенсии больше 10 лет. И вы знаете, я беседую со своими коллегами, которые работают сейчас, пенсионеры. И они знаете что говорят? – "Сергей Николаевич, когда ты работал в 1970-е гг., было в классе 25 человек умных и 5 глупых, а сейчас все наоборот, Сергей Николаевич: всего-навсего 5 умных, а 25 глупых". Потому что они, как говорит ваш представитель, который сейчас в студии, в телефонах. Надо начинать, наверное, всего-навсего читать Салтыкова-Щедрина, Чехова, больше этого – и будет польза для детей, только и всего.

Ольга Арсланова: Я понимаю прекрасно, что многие хотят считать себя самыми умными, но есть же и противоположная точка зрения, что каждое последующее поколение неминуемо умнее предыдущего, просто они более адаптированы к той реальности, в которой они живут.

Лев Пережогин: Их хочется читать… Нет, тут ситуация такая. Давайте посмотрим на человека как на биографический (правильно - биологический) объект. Мы все очень гордимся тем, что мы умные, потому что мы цивилизация, но под около цивилизацией хранится живое существо, биологический объект. Так вот человек стал человеком только по одной простой причине – он перестал взрослеть. Если вы возьмете человеческого ребенка и рядышком с ним посадите ребенка шимпанзе одинакового приблизительно возраста, вы с удивлением обратите внимание, насколько же ребенок шимпанзе похож на маленького человека. Но вы посадите рядом взрослого человека и взрослого шимпанзе, вы увидите между ними колоссальную разницу: пропорции тела изменились, пропорции лица изменились – у человека огромный мозг по сравнению с шимпанзе. Что случилось? Этот процесс назовется неотенией, когда во взрослом возрасте сохраняются признаки, которые свойственны ребенку, детеныши. И вот человечество стало таким умным и таким цивилизованным благодаря эволюционному процессу неотении: мы больше похожи на детей, чем самые близкие наши животные собратья.

Ольга Арсланова: То есть, продолжая вашу мысль, современные подростки умнее предыдущих именно потому, что они позже взрослеют.

Лев Пережогин: Конечно.

Ольга Арсланова: Интересно.

Лев Пережогин: И дело в том, что эволюционный процесс, как вектор эволюции задан, не может быть повернут вспять – он развивается по одному и тому же сценарию до тех пор, пока этот сценарий не перестанет быть выгодным, и вид или группа видов, которые выбрали данный сценарий развития, не уйдет с лица планета. Поскольку человечество с лица планеты уходить не собирается в ближайшее время (я не беру всевозможные социальные катаклизмы, ядерную войну и прочее в расчет), человечество пока еще не выработало свой биологический ресурс, мы будем развиваться по этому сценарию: мы будем все больше и больше молодеть, наше детство будет растягиваться на все более и более долгий срок, за счет этого мы будем приобретать все большие и большие достоинства, которые позволяют нам строить цивилизацию. Глупеть человечество не будет.

Петр Кузнецов: То есть не будет такого, что после этого замедления произойдет резкий скачок и все равно человек свой биологический возраст догонит?

Лев Пережогин: Нет. Это общая тенденция, понимаете, это свойственно нам как биологическому виду.

Ольга Арсланова: То есть вот этот период взросления, подросткового детства – это период обучения? То есть человек дольше чему-то обучается?

Лев Пережогин: Он будет растягиваться. Этот период обучения будет растягиваться. Другое дело, как мы, цивилизация… Мы же учимся не только на личном опыте, мы же учимся централизованно, в школах, по школьным программам во всех странах мира. Как наши люди, которые занимаются образованием, специалисты образования – как они воспользуются этим шансом? Какие знания и умения они смогут передать следующему поколению? Об этом можно спорить до хрипоты, нет единой выработанной стратегии у человечества.

Петр Кузнецов: Если мы говорим только о России, можем ли мы связать нежелание идти во взрослую жизнь с продолжающимся падением уровня жизни?

Ольга Арсланова: Страшно.

Петр Кузнецов: То есть все больше нет уверенности в том, что прокормлю семью, что самостоятельно потянуть съем квартиры, что меня с работы не выгонят.

Лев Пережогин: До какой-то поры можно таким образом рассуждать. Но опять-таки, человек – живое существо, и когда, прошу прощения, в крови уровень гормонов зашкаливает, предположить, что подросток подумает о том, смогу ли я прокормить семью…

Ольга Арсланова: В современной-то России.

Петр Кузнецов: Это будет уже не подросток.

Лев Пережогин: …прежде чем вступит в сексуальные отношения – это очень маловероятно.

Ольга Арсланова: Послушаем Геннадия из Красноярского края – добрый вечер.

Зритель: Здравствуйте.

Петр Кузнецов: Здравствуйте, Геннадий.

Зритель: Да я вот слушаю вашего гостя. Я, конечно, не настолько научно развит, как он говорит, но я просто в сельском хозяйстве в Красноярском крае. В свое детство нам просто больше доверяли. Мы могли работать в совхозе, нас приглашали на работу, мы могли заработать даже деньги и помочь родителям. И это помогало нам взрослеть, помогало нам идти дальше. В школе мы могли работать, нам доверяли трактора. Мы в школе работали на тракторе, хотя сейчас в школе уже ничего не доверяют, даже травку прополоть и то нельзя. А вот какие-то гаджеты, телефоны или еще что-то… Я не знаю. Я человек, воспитанный советским временем, и я хотел сказать… Может быть, просто доверять побольше детям?

Ольга Арсланова: Да, спасибо, Геннадий, о том, что вы нам еще раз напомнили об этом. Ученые, которые провели это исследование, говорят, что это позднее взросление свидетельствует о более безопасной среде, о том, что детей становится в семье меньше, их больше как-то берегут, от всего охраняют.

Лев Пережогин: Правильно. Это определено так.

Ольга Арсланова: И это может быть вредно для них? – это то, о чем Геннадий говорит. Это может им вредить во взрослении? Они формируются медленнее, адаптированы хуже.

Лев Пережогин: Понимаете, трудно сказать, вредит это или нет. Согласитесь, что если подросток меньше стал употреблять алкоголя и реже курить, вряд ли это вредит ему – скорее это все-таки ему идет на пользу. Вопрос заключается в том, что когда мы рассматриваем взросление подростка именно с социальных позиций, говорить, что вредит, а что не вредит, можно только в контексте того, в каком времени и в каком обществе этот подросток живет.

Если подросток современный будет уметь то, что умел подросток, допустим, в Средние века, то вряд ли он впишется в современный мир. И если он не будет уметь то, что умеют его современные сверстники, тоже это не пойдет ему на пользу. То есть адаптация – это такая золотая середина по отношению к тем требованиям, которые нам предъявляет современность. Если мы сегодня, извините, выйдем на улицу в прекраснейшем костюме XII-XIII вв., мы будем выглядеть как клоуны, а в XII-XIII вв. это был нормальный костюм, и перенесись мы сейчас в нашей повседневной одежде туда, там бы на нас тоже смотрели, как на пришельцев с того света. Поэтому каждому времени и каждому месту должно быть то развитие, которое требуется сегодня. И сегодняшний подросток, если он хочет выжить в этом современном обществе, вольно или невольно перенимает все стандарты, которые это общество ему предъявляет.

Периодически в любой точке Земли случается изменение этих критериев, и тогда мы говорим о том, что поколение следующее начало бунтовать, о том, что между отцами и детьми вместо обычного барьера возникла огромная стена. И раз в несколько поколений следующее поколение делает колоссальный рывок по сравнению с предыдущими – не на ступенечку поднимается, а на целый этаж сразу выпрыгивает вверх.

Ольга Арсланова: И это то, что мы видим сейчас?

Лев Пережогин: И сегодня мы видим это, потому что наше общество сделало рывок – технологический рывок. То, что произошло на рубеже XX-XXI вв., это…

Петр Кузнецов: Это же прекрасно.

Лев Пережогин: Это не прекрасно и не плохо – это то, что случилось.

Петр Кузнецов: Как и должно быть.

Лев Пережогин: Это так неизбежно происходит всегда.

Петр Кузнецов: Спасибо. Лев Пережогин, детский врач-психотерапевт, ведущий научный сотрудник Научного медицинского исследовательского центра психиатрии и наркологии имени Сербского, был у нас в гостях. Спасибо огромное.

Ольга Арсланова: Спасибо.

Лев Пережогин: Спасибо.

Послушать и посмотреть программу можно тут

2017-10-02