Особенности раннего индивидуального развития правонарушителей с расстройствами личности — клинический аспект.

Пережогин Л. О.

Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского, Москва

Проблема расстройств личности (психопатий) — одна из наиболее актуальных как в общей, так и в судебной психиатрии. В современных представлениях о патогенезе расстройств личности исследователи исходят из концепции, учитывающей роль эндогенных (конституциональных) и внешних факторов. Возможно, что биологические предиспозиты развития расстройств личности играют большую роль, чем ситуативные внешние факторы, однако нет ничего более важного с точки зрения профилактического направления в психиатрии, как изучение и устранение последних.

В настоящем исследовании обобщены данные изучения раннего развития 31 (полная выборка) подэкспертных с расстройствами личности (29 мужчин, 2 женщины), проходивших стационарную судебно-психиатрическую экспертизу в ГНЦ ССП им. В. П. Сербского в период с января 1997 по июль 1999 года, в отношении которых применялась ст. 22 УК РФ («ограниченная вменяемость»). Среди исследуемой группы подэкспертных преобладали шизоидное (48,4%) и истерическое (35,5%) расстройства личности.

Подэкспертные с шизоидным расстройством личности

Испытуемые, которым устанавливался диагноз шизоидного расстройства личности (F 60.1) составили половину случаев применения норм ст. 22 УК РФ.

Как правило, расстройство личности начинало развиваться у них с детского или подросткового возраста, на фоне неглубоких, остаточных признаков раннего органического поражения головного мозга.

В большинстве случаев беременность испытуемым и роды протекали патологически. Отмечались токсикозы беременности первой половины, нередко беременность протекала с угрозой прерывания, проводились мероприятия по сохранению беременности. В большинстве случаев беременность сопровождалась серьезными эмоциональными потрясениями, конфликтами в семье, впоследствии матери испытуемых отмечали, что ребенок не был желанным. В ряде случаев матери пытались сами избавиться от плода народными средствами, спровоцировать выкидыш. Роды протекали с патологией, очень часто отмечалась гипоксия плода, стремительные или затяжные роды, продолжительный безводный период. В ряде случаев у новорожденных отсутствовало дыхание и сердцебиение, проводились реанимационные мероприятия. В то же время необходимо отметить, что в группе не наблюдалось недоношенности, в большинстве случаев новорожденные выписывались из роддомов в обычные сроки, их вес и рост соответствовали средним показателям, раннее развитие протекало без особенностей.

Большинство испытуемых данной группы в раннем детском возрасте были слабыми, болезненными детьми, часто страдали хроническими воспалительными заболеваниями (средние отиты, бронхиты), сверстники нередко обгоняли их в физическом развитии. Однако, в целом развитие испытуемых протекало в соответствии с возрастными нормами, а развитие высших психических функций нередко шло со значительным опережением средних возрастных показателей. Уже к 1-1,5 годам формировались навыки развитой речи, которая приобретала фразовый характер, отмечался большой словарный запас, любознательность, познавательная активность. Испытуемые данной группы предпочитали тихие развивающие игры, с удовольствием играли в конструкторы, кубики, складывали мозаику, уже в раннем детстве пытались рисовать. Часто уже в раннем детском возрасте отмечалась замкнутость, избирательность в общении, испытуемые предпочитали одиночество, избегали других детей, либо играли лишь с некоторыми из них. Нередко их круг общения исчерпывался родными братьями и сестрами.

В дошкольном возрасте у испытуемых нередко отмечались страхи темноты, высоты, замкнутых помещений. Они любили рассказывать взрослым истории о чудовищах, прячущихся под кроватью или в темном углу, охотно иллюстрировали свои рассказы рисунками, фантазировали на различные темы. Многие из них рассказывали своим родителям о целых выдуманных ими странах, планетах, жители которых наделялись ими идеальными качествами. Часто большое место в фантазиях отводилось самому рассказчику, который занимал место главного героя или тайного, доброго участника всех происходивших событий. Игры испытуемых носили, как правило, познавательный характер, многие к 5-6 годам умели читать, считать в пределах ста, оперировали арифметическими действиями, писали печатными буквами. По прежнему отмечалось дистанцирование от сверстников.

У испытуемых, посещавших детские дошкольные учреждения, обычно не было близких друзей, они не принимали участия в общих играх, предпочитали уединение. В то же время в некоторых случаях испытуемые становились помощниками взрослых: наблюдали за порядком, помогали младшим детям, читали вслух всей группе сказки, придумывали для других детей увлекательные сюжетные игры. Часто испытуемые привязывались к определенным игрушкам, не расставались с ними ни днем, ни ночью, берегли их, горько переживали их пропажу или порчу. Многие очень любили домашних животных, часто делали их участниками своих воображаемых приключений. Так, один из испытуемых после просмотра художественного фильма о партизанах придумал игру, в которой необходимо было защищать мост, по которому двигался поезд. Мост строился из кубиков, к одной из опор привязывалась бечевка, при потягивании за которую мост разрушался. Роль «террориста» выполняла собака, которую играющие отпугивали, брызгая на нее водой. Игры и фантазии испытуемых отличались сюжетностью, художественной образностью, проработкой деталей. Взрослые отзывались об испытуемых как о талантливых, послушных, не по годам серьезных, развитых детях.

В школе испытуемые адаптировались плохо. С одной стороны, они как правило, отличались хорошей успеваемостью, любили точные науки, литературу, нередко уже в младшем школьном возрасте их привлекали серьезные классические произведения. Многие испытуемые сами сочиняли стихи, в основном очень лирические, с успехом подражали любимым поэтам. Так один из испытуемых, когда учитель задал классу выучить любое стихотворение А. С. Пушкина, сочинил стихотворение сам, выдав его за произведение Пушкина, и не вызвал ни у кого подозрений. С другой стороны, испытуемые часто становились изгоями в детском коллективе. Им придумывали обидные прозвища, избивали, не принимали в общие игры. Сами испытуемые тяготились обществом сверстников, предпочитали общаться со старшими, отличались серьезностью, вдумчивостью, в изучении любимых предметов нередко выходили далеко за рамки школьной программы. Участие в общественной жизни класса, школы носило у них зачастую формальный характер, они бывали формальными лидерами, занимая посты в пионерской организации, часто выполняли большую общественную работу, но подчиняли ее своим интересам. Нередко их поступки вызывали удивление окружающих своей парадоксальностью. Так, один испытуемый к празднику Победы нарисовал стенгазету, посвященную животным Подмосковья. Удивленному вожатому он пояснил, что «победа над фашизмом была победой жизни над смертью, а природа лучше всего символизирует жизнь».

Подростковый возраст в исследуемой группе испытуемых проходил по трем основным моделям. Первая условная модель характеризовалась углублением замкнутости, отчужденности, формированием собственных, не свойственных сверстникам интересов, увлечений, например, философией, высшей математикой, мистикой. Испытуемые менялись по характеру, производили впечатление угрюмых, нелюдимых, их интересы сужались до рамок немногих избранных увлечений. Многие испытуемые обнаруживали глубокую диссоциацию между отличными знаниями в ряде областей и беспомощностью в элементарных бытовых вопросах. Часто испытуемые плохо следили за собой, могли по несколько дней не выходить из комнаты, не мыться. Вторая модель характеризовалась сглаживанием шизоидных личностных черт. Испытуемые становились более открытыми, общительными, приобретали друзей, определенный круг общения, однако и здесь оно носило избирательный характер, преследовало узкий круг целей. Испытуемые увлекались музыкой, художественным творчеством, религией, становились членами молодежных групп, религиозных объединений. В рамках третьей модели испытуемые становились членами асоциальных группировок, отличались холодностью, жестокостью, цинизмом, нередко начинали употреблять алкоголь и наркотики, совершали антисоциальные поступки. Во всех случаях характерологические изменения развивались медленно, исподволь, достигали максимальной выраженности к 16-18 годам, но впоследствии компенсировались, сглаживались, приобретали социально приемлемые формы.

В ряде случаев отмечались более грубые изменения в поведении испытуемых, как правило, служившие причиной обращения его родственников за психиатрической помощью. Испытуемые совершали побеги из дома, становились подозрительными по отношению к окружающим, прежде всего — к близким родственникам, у них вновь актуализировались их прежние страхи, отчего они боялись спать в темноте, выходить на улицу, они постоянно испытывали тревогу, нередко развивались идеаторные навязчивости, защищаясь от которых испытуемые совершали ритуальные действия. Как правило, врачами-психиатрами устанавливался диагноз невроза, пубертатного криза, и в большинстве случаев отмечались личностные особенности шизоидного круга. В дальнейшем поведение испытуемых упорядочивалось, они возвращались к привычному размеренному образу жизни.

В подростковом возрасте у испытуемых отчетливо проступали не только признаки, определяющие характер формирующегося расстройства личности, но и общие черты, свойственные психопатическим личностям: психический инфантилизм, трудности социальной адаптации, эмоциональная лабильность, измененная самооценка.

В дальнейшем, после окончания школы, большинство испытуемых предпринимали попытки продолжить обучение в ВУЗах и средних профессиональных учебных заведениях, однако большинство из них не выдерживало вступительных испытаний, либо отчислялись вскоре после поступления, накапливали академическую задолженность, уходили в академические отпуска. Среди других студентов они выделялись непостоянством увлечений, странным, неадекватным поведением, хотя в целом числились на хорошем счету, преподаватели и администрация отмечали их эрудированность, хорошие способности, а неуспехи в учебе обычно списывали на лень и чрезмерную увлеченность одним из предметов либо хобби.

В этот период жизни испытуемых еще отчетливее проявлялась их бытовая беспомощность, инфантильность. Порой до 25 и более лет они не могли обеспечить себя, подыскать себе работу, жили за счет родителей. Многие испытуемые предпринимали попытки вступить в брак, однако им это не удавалось, либо их браки вскоре распадались. Распад семьи большинство испытуемых переживали недолго, если в семье имелись дети, редко поддерживали с ними отношения. Причиной распада семей чаще всего служили упреки в измене супруги, подозрительность, ревность, нежелание идти на компромиссы, игнорирование элементарных семейных обязанностей. Многие испытуемые вели крайне распутную жизнь, злоупотребляли алкоголем, сводили сомнительные знакомства, залезали в долги.

Та часть испытуемых, которые были призваны на воинскую службу, не уживались в коллективе, часто не находили общего языка с командирами, не могли привыкнуть к дисциплине, плохо усваивали воинские навыки. В части они вскоре становились объектами насмешек, нередко их избивали старослужащие. Испытуемые совершали самовольные отлучки, побеги из части, в большинстве случаев на первом году службы они представали перед военно-врачебной комиссией, решением которой увольнялись со службы с диагнозом расстройства личности.

Преступления испытуемыми данной группы совершались в основном из личной неприязни (против жизни и здоровья), в результате психопатической самоактуализации, аффектогенно и из корыстных мотивов. Преступления против личности отличались расчетливостью, жестокостью, к своим жертвам они не испытывали сострадания. Преступления, имевшие в основе корыстные мотивы, как правило, не были связаны с агрессией. Нередко испытуемые становились послушными игрушками в руках опытных преступников, от которых были зависимы материально, либо действовали в надежде на поощрение с их стороны.

Часто правонарушения совершались испытуемыми в периоды, связанные с неблагополучной обстановкой в семье, на работе, на фоне длительных эпизодов пониженного настроения, сопровождавшегося чувством безысходности, отчаяния, собственной ненужности. Некоторые испытуемые, совершая преступления, предварительно планировали их, однако в их планах очень часто обнаруживался недоучет важнейших обстоятельств, они не могли спрогнозировать ход событий даже ненадолго вперед.

У испытуемых данной группы была сохранена способность понимать противоправность и наказуемость своих действий, у них не было признаков психических расстройств, которые могли бы соответствовать компонентам психологического критерия невменяемости. В то же время на поведение испытуемых в инкриминируемых им ситуациях существенное влияние оказывали присущие их личности выраженные патохарактерологические черты, либо у них обнаруживались признаки обострения (декомпенсации) расстройства личности, которые прослеживались в период совершения общественно-опасного деяния, или испытуемые совершали повторные однотипные правонарушения. Эти особенности приводили к снижению способности осознавать фактический характер своих действий (интеллектуальный компонент) и мешали в полной мере осуществлять руководство ими (волевой компонент), а также адекватно прогнозировать последствия совершенного. Решающими в данном случае оказывались эмоционально-волевые расстройства и нарушения прогностических функций, которые существенно влияли и на способность испытуемых адекватно оценивать ситуацию, воспринимать свои действия как противоправные, что позволяет говорить о снижении способности осознавать характер своих действий.

Основанием для применения норм ст. 22 УК РФ являлись в их случае выраженный психический инфантилизм, личностная незрелость, нарушение прогностических функций, частые декомпенсации расстройства личности в анамнезе, выраженные аффективные расстройства.

Подэкспертные с истерическим расстройством личности.

Испытуемые, которым устанавливался диагноз истерического расстройства личности (F 60.4), составили более трети всех случаев применения норм ст. 22 УК РФ.

Как правило, признаки формирующегося расстройства личности начинали отчетливо прослеживаться у испытуемых данной группы с подросткового возраста. Большинство испытуемых данной группы родились и воспитывались в неполных и социально-неблагополучных семьях, часто родители злоупотребляли алкоголем, детям уделяли очень мало внимания, и они были предоставлены сами себе.

В раннем детстве развитие испытуемых соответствовало норме, они охотно посещали детские дошкольные учреждения. Среди сверстников испытуемые выделялись подвижностью, капризностью, стремились быть на виду, претендовали на лидерство, были первыми заводилами в шумных играх и шалостях. В то же время, как правило, лидерами в детском коллективе они не становились, тогда они начинали конфликтовать со сверстниками, часто дрались, пытались во что бы то ни стало досадить своим врагам. Так один испытуемый приклеил во время тихого часа голову своего «врага» к подушке, причем пострадавшего ребенка пришлось впоследствии брить наголо. Воспитатели отмечали у испытуемых неплохие способности, обращали внимание на присущий им артистизм, но в целом впечатление от испытуемых было омрачено свойственными им требовательностью к окружающим, заносчивостью, лживостью и совершаемыми ими выходками. Фантазирование у испытуемых данной группы носило ограниченный, преимущественно «корыстный» характер, они сообщали сверстникам, что у них «дядя — космонавт», что на день рождения родители «подарили им настоящую машину с мотором» и т.д. Многие испытуемые, желая самоутвердиться в коллективе, могли оболгать перед воспитателем других детей.

В школе испытуемые обучались с неохотой, их успеваемость была невысокой. У них отсутствовали стойкие интересы и увлечения, не было любимых предметов. С учителями, как правило, они находились в конфликтных отношениях, хотя могли вести себя и заискивающе, стремились войти в доверие. После очередного конфликта они с готовностью давали обещание исправиться, непродолжительное время усердно занимались и соблюдали дисциплину, однако в дальнейшем столь же легко нарушали свои обещания, забывали об учебе, бросали кружки и секции, снова проводили большую часть времени на улице. Многие испытуемые уже с 4-5 класса пропускали без уважительных причин занятия в школе.

Отношения со сверстниками у данной группы испытуемых складывались двояко: часть из них становились неформальными лидерами в коллективе, умели организовать вокруг себя детей, подчинить их своему влиянию; другие то и дело меняли друзей и подруг, не пользовались в среде учеников большим авторитетом. Постоянное желание быть в центре внимания, нравится окружающим побуждало их вести себя экстравагантно, вызывающе, конфликтовать с другими подростками. Они щепетильно относились к своему внешнему виду, одежде, прическе. Чтобы утвердиться в роли неформального лидера, испытуемые рано начинали курить, употребляли алкоголь, стремились к сексуальным контактам со старшими девушками. В отношении сверстников испытуемые отличались завистливостью, жестокостью, ссорились с друзьями из-за пустяков и немедленно начинали им мстить за выдуманные обиды.

Лишь небольшая часть испытуемых исследуемой группы успешно обучалась в школе, но и они, достигнув подросткового возраста, утрачивали интерес к учебе, ориентировались на мнение старших друзей и подруг, ведущих асоциальный образ жизни, быстро вливались в полукриминальные молодежные группировки, нередко уже в подростковом возрасте совершали правонарушения — как правило, кражи, хулиганство. Многие испытуемые данной группы в возрасте 13-15 лет привлекались к уголовной ответственности, состояли на учете в ИДН, однако на меры воспитательного характера реагировали неадекватно. Далеко не все испытуемые закончили среднюю школу.

Поступив в другие учебные заведения, испытуемые быстро разочаровывались в избранной профессии, что приводило к неуспеваемости и отчислению. Нередко отчислению способствовали их хулиганские поступки, участие в драках, злоупотребление спиртными напитками, а иногда и наркотиками.

Отношения в семье у испытуемых складывались плохо. Лишь в небольшой доле случаев родителям удавалось сохранить влияние на подростка. Испытуемые часто уходили из дома, совершали дома кражи денег, предметов обихода, отсутствовали неделями, проводя время на улице, ночуя где попало, порой — у сомнительных знакомых, порой — на вокзалах или прямо на улице. Так, один из испытуемых трижды убегал из дома, похищая крупные суммы денег, уезжал в другие города, где проматывал деньги, совершал кражи, за которые привлекался к уголовной ответственности.

Большинство испытуемых данной группы не служили в армии. Как правило, накануне призыва они уклонялись от службы, не являлись по повесткам, часто совершали демонстративные попытки самоубийства, угрожали убить себя и близких. В большинстве случаев они освобождались от призыва с диагнозом «Истерическая психопатия», что свидетельствует о завершении формирования расстройства личности в этой группе к 18 годам.

Многие испытуемые не могли в дальнейшем устроиться на работу, однако предпринимали попытки заниматься бизнесом, нередко на первых этапах их дело процветало, они получали крупный доход. Достигнув достаточно высокого уровня благосостояния, они переставали заниматься делами, ударялись в кутежи, пьянствовали, часто меняли сексуальных партнеров, многие пробовали употреблять наркотические вещества, однако, как правило, прекращали их прием до формирования стойкой зависимости. По мере ухудшения дел они начинали лихорадочно спасать положение, совершали много ошибок, залезали в долги, что в итоге приводило к полному краху их предприятия. На фоне психотравмирующей ситуации часто развивались декомпенсации расстройства личности.

Другая часть испытуемых стремились к активной, творческой работе, не брезговали авантюрными проектами, возлагали на очередное начинание избыточные надежды, полагаясь на успех, однако не могли должным образом спланировать развитие ситуации, в результате чего их планы терпели фиаско. Одержимые жаждой успеха, склонные переоценивать свои силы, свой опыт и знания, чрезвычайно меркантильные, они болезненно переживали провалы, часто совершали демонстративные суицидальные попытки, в отчаянии были готовы совершить любые безрассудные поступки.

Для большинства испытуемых данной группы были характерны аффективные нарушения, как правило, у них доминировало приподнятое настроение, были характерны резкие, порой беспричинные его снижения, сопровождавшиеся отчаянием, злобой на окружающих, желанием отомстить за свои мнимые или реальные неудачи. Подобные состояния длились недолго, сменяясь жаждой деятельности, испытуемые без раздумий брались за реализацию первой пришедшей им в голову идеи.

Многие испытуемые данной группы рано создавали семьи, но, как правило, браки быстро распадались. Для испытуемых с истерическим расстройством личности было характерно повторное вступление в брак, либо частая смена сожительниц, любовниц. К детям они обычно сохраняли привязанность и любовь, баловали их, нередко у них имелись дети от нескольких браков. Причиной распада семьи служили измены испытуемых своим женам, постоянное требование внимания с их стороны, нежелание принимать участие в семейных делах, решении бытовых вопросов, их неумеренная тяга к трате денег, совершение ненужных покупок, пьянство, непрерывные скандалы, инициаторами которых являлись сами испытуемые.

Преступления испытуемыми данной группы совершались как правило, без предварительного планирования, спонтанно. Нередко случалось так, что испытуемые действовали с явным недоучетом ситуации, например, желая только «напугать» жертву, они совершали убийство. Ведущими мотивами преступления являлись аффектогенные, психопатическая самоактуализация, корыстные мотивы. Обращает на себя внимание факт, что корыстные мотивы, столь часто указываемые испытуемыми, обычно служили лишь формальным прикрытием для истинной побудительной причины преступления.

Анализ преступлений в исследуемой группе позволил выделить очень своеобразный механизм развития криминальной ситуации. Весь период совершения преступления можно условно разделить на три этапа реализации. На первом этапе испытуемые начинали действовать неадекватно ситуации, у них, как правило, господствующим аффектом являлся гнев, они чувствовали себя оскорбленными потерпевшим или сложившимися обстоятельствами, и предпринимали ответные действия, по своему характеру заведомо превосходившие степень причиненного им реального или вымышленного ими ущерба. На втором этапе обычно испытуемые констатировали, что понимали, что им пора остановиться, но не могли себя сдерживать. Так, в частности, происходило в большинстве случаев убийств. Начав драку, испытуемые переходили к более решительным и агрессивным действиям. Они начинали избивать уже поверженного противника камнями или палками, а иногда специально уходили за оружием, которым и добивали потерпевшего. На третьем этапе наступало формальное осознание происшедшего, доминировал аффект злорадства, сменявшийся депрессивным аффектом, страхом наказания, чувством безысходности. Во всех случаях испытуемые понимали характер совершаемых ими действий, однако не могли прогнозировать их последствия и полноценно руководить ими.

Основанием для применения норм ст. 22 УК РФ в исследуемой группе послужили выраженные глубина расстройства личности, психический инфантилизм, регистрируемые в анамнезе и в период совершения правонарушения декомпенсации расстройства личности.

Нейропсихологические характеристики подэкспертных.

Нейропсихологическое исследование позволяет оценить взаимодействие церебральных функциональных систем, что может не только существенно расширить представления о этиопатогенетических механизмах расстройств личности, но имеет и практическое значение, давая возможность оценивать глубину функциональных изменений ЦНС, и как следствие — косвенно судить о степени выраженности личностных расстройств.

По мнению многих авторов, органический фактор, выраженный не столь грубо, чтобы отчетливо проявляться в клинике, является одним из ведущих этиологических и патогенетических звеньев в формировании расстройств личности. Его особенностью является действие на ранних этапах онтогенеза, когда сами морфологические структуры мозга еще незрелы, а функциональные механизмы не отлажены. На более поздних этапах онтогенеза действие органического фактора, как правило, нивелируется, однако нарушения функционального взаимодействия мозговых структур сохраняется на протяжении всей жизни индивидуума (Flor-Henry P., 1983)

Нами было обследовано 19 испытуемых. Комплексное нейропсихологическое исследование, проводившееся по традиционной схеме Лурия А. Р. (1969), включало исследование слухоречевой памяти (непосредственное и отсроченное воспроизведение серий слов, групп слов, предложений), зрительной памяти (воспроизведение фигур, в т.ч. фигуры Тейлора-Рея), зрительного гнозиса (наложенные изображения, химеры), праксиса динамического (серии движений), зрительного (графические пробы), тактильных функций (локализация прикосновений), речевых функций, счетных операций, профиля функциональной асимметрии (по Брагиной Н. Н., Доброхотовой Т. А., 1981, 1994). В связи со статистической нерепрезентативностью выборки ниже нам придется говорить лишь о выявленных в исследуемой группе тенденциях.

В сфере слухоречевой памяти у испытуемых исследуемой группы отмечалась неустойчивость процессов в условиях интерференции, четко прослеживалась избирательность слухоречевой памяти, связанная с личными предпочтениями испытуемых, либо с присутствием стимулов, перекликающихся с актуальными для испытуемого ситуациями. Часто при воспроизведении серии слов испытуемые меняли их по порядку, располагая впереди эмоционально значимые стимулы. Нередко при воспроизведении серии слов отмечались вербальные парафазии, причем подмена слова близким (или противоположным) по смыслу сочеталась с его эмоциональной значимостью. С целью проверки этой гипотезы нами был проведен опыт, в котором испытуемым после нейропсихологического исследования предлагалось расставить в порядке индивидуальной значимости карточки со словами, которые использовались в тестировании, который подтвердил наши предположения.

Со стороны зрительной памяти нарушений не обнаруживалось. У большинства испытуемых обнаруживались умеренные нарушения зрительного гнозиса. Так, при использовании наложенных изображений испытуемые легко вычленяли одно из них, однако не могли перенести внимание на другое, даже после того, как им указывали на его существование. Отмечалась фрагментарность зрительного восприятия, в двух случаях зарегистрировано левостороннее игнорирование.

При исследовании кинестетических функций, динамического праксиса, тактильных функций нарушений не выявлялось. Однако, один из испытуемых сообщил в процессе исследования, что в момент правонарушения (нанесение тяжких телесных повреждений) у него рука «словно механически наносила удары», при этом не ощущалась боль, ее движения, с его слов, носили неправдоподобный, механический характер, казалось, что она стала легче, при этом он отчетливо осознавал происходящее, но не мог остановиться.

Исследование речевых функций не выявляло нарушений ни в ходе беседы или при описании сюжетных изображений, ни при повторении и письменном воспроизведении вербального материала.

У многих испытуемых исследуемой группы обнаруживались выраженные нарушения счетных операций. Как правило, допускаемые испытуемыми в пробах ошибки являлись следствием недостаточности оперативной памяти и нарушений внимания. Качественным отличием для этих состояний являлось улучшение показателей после отдыха во втором случае. При нарушениях внимания можно было значительным образом влиять на характер результатов, привнеся в опыт конкретную ситуацию. Стоило попросить испытуемых посчитать, сколько цыплят из ста останется на девятый день, если лиса ежедневно уносит семь, результаты в стандартном опыте «счет от 100 по 7» значительно улучшались.

При исследовании межполушарной асимметрии на первый план выходили высокие отрицательные значения коэффициента правого уха (КПУ) и коэффициента правого глаза (КПГ). Сенсорное левшество у испытуемых сочеталось с моторным правшеством. Обращает на себя внимание, что все испытуемые считали себя правшами, как в моторной, так и в сенсорной сферах. В ряде моторных проб у двух испытуемых была выявлена зеркальность.

При исследовании методом дихотического прослушивания обнаруживались множественные парафазии литерального и вербального характера, что сочеталось с описанными выше нарушениями в сфере слухоречевой памяти. Среди ответов испытуемых обнаруживались привнесения, как из предыдущих проб, так и посторонние. И те и другие имели выраженную эмоциональную окраску, причем отчетливо обозначались две модели. С высокой частотой в группе встречались контаминации. В большинстве случаев они также были эмоционально насыщены.

Первая модель характеризовалась заменой эмоционально окрашенных стимулов на более нейтральные. Так, в частности, два испытуемых, совершивших убийство, постоянно заменяли стимульное слово «гроб», заменяя его созвучными «гриб», «граб» или близкими по значению, но несходными по звучанию понятиями. Налицо было вытеснение эмоционально значимых стимулов.

При второй модели в характере парафазий проецировались актуальные на момент исследования переживания испытуемого. Как правило, большинство испытуемых переживали совершение преступления, а более того — факт его раскрытия, задержание, взятие под стражу. В этом случае привнесения и парафазии отражали их состояние, среди слов, подменявших стимульный материал, доминировали «суд», «срок», «замок» и т.д., семантически связанные с понятием «заключение».

Таким образом, среди испытуемых с расстройствами личности преобладали расстройства слухоречевой памяти, счетных операций, сенсорное левшество. Указанные нарушения были вызваны, прежде всего, нарушениями внимания и оперативной памяти, что, по видимому, является следствием влияния органических факторов в раннем онтогенезе. Объективизация этого факта в ходе нейропсихологического исследования позволяет более дифференцированно подходить к оценке нарушений в аффективной сфере испытуемых, дает ключ к пониманию расстройства прогностических функций у психопатических личностей.

Совокупность регистрируемых нейропсихологических феноменов позволяет говорить о наличии у обследованных испытуемых признаков поражения переднелобных отделов коры, проявляющихся клинически снижением способности к абстрактному мышлению, снижением способности к критической оценке своих действий, эмоциональными расстройствами, волевыми нарушениями.

Электрофизиологические характеристики подэкспертных.

У испытуемых исследуемой группы биоэлектрическая активность мозга, как правило, была умеренно дезорганизована. Альфа ритм, нерегулярный по амплитуде, неравномерно модулированный, обычно имел заостренную форму. Зональные различия часто были ослаблены за счет гиперсинхронизации альфа ритма и распространения его на передние отделы коры.

В большинстве случаев на ЭЭГ отмечались умеренные (в ряде случаев — выраженные) диффузные резидуально-органические изменения в виде повышенного содержания медленных волн тета- и дельта- диапазонов, амплитуда которых не превышала 60 мкв. Главной отличительной чертой биоэлектрической активности мозга испытуемых этой группы было наличие в подавляющем большинстве случаев (83%) тенденции к пароксизмальным проявлениям в виде генерализованных билатерально-синхронных вспышек ритмичных медленных волн тета- и дельта- диапазонов, часто в сочетании с высокоамплитудными (до 150-200 мкв) заостренными альфа-волнами и иногда — в комплексе с веретенами бета-1-ритма. Билатеральные разряды по своей амплитуде превышали, обычно, общую фоновую активность более, чем на 100%.

У 22 из 31 обследованных испытуемых билатерально-синхронные вспышки регистрировались в фоновой ЭЭГ и значительно усиливались при стандартных функциональных пробах, особенно на фоне ритмической фотостимуляции частотой 15-16 Гц. Еще у 3 испытуемых вспышки отсутствовали в фоне, но появлялись при провокационной пробе с трехминутной гипервентиляцией.

Согласно современным представлениям клинической электрофизиологии, отмечаемые на ЭЭГ билатеральные разряды высокоамплитудных альфа волн а также симметричные вспышки волн тета- и дельта- диапазонов являются наиболее типичным признаком дисфункции неспецифических срединных структур, т.е. всего сложного функционального комплекса, включающего продолговатый мозг, мост, средний мозг, таламус, гипоталамус и лимбическую систему (Зенков Л. Р., Ронкин М. А., 1991). Дисфункция неспецифических срединных структур, отражающая дизонтогенетическую патологию, наблюдается обычно у лиц с резидуальными явлениями перинатальной энцефалопатии, сопровождаемой внутричерепной гипертензионной гидроцефалией и часто осложненной другими патогенными факторами (Галкина Н. С., 1973, Бурцев А. К., Малецкая Н. С., 1997).

Косвенным подтверждением значительной роли дизонтогенетических расстройств в клинической картине может служить присутствие в ЭЭГ условно эпилептиформных проявлений, указывающих на снижение порога судорожной готовности мозга (спайки, полифазные острые волны амплитудой до 70 мкв, усиливающиеся при функциональных нагрузках) (Зенков Л. Р., 1996). Кроме того, в исследуемой группе на ЭЭГ отмечались изменения, характеризующие дисфункцию регулирующих систем лимбико-ретикулярного комплекса, играющего ведущую роль в регуляции эмоциональных, мотивационных, вегетативно-висцеральных и нейроэндокринных механизмов (значительная редукция альфа-ритма, доминирование высокоамплитудной — до 40-50 мкв — низкочастотной бета-активности, часто в виде веретен) (Карлов В. А., 1990).

У испытуемых, признанных вменяемыми, на ЭЭГ отмечались негрубые диффузные изменения биоэлектрической активности головного мозга резидуально-органического характера, выражающиеся в нарушении регулярности альфа-ритма, повышении в ЭЭГ удельного веса медленноволновых форм небольшой амплитуды. Стандартные функциональные пробы выявляли, как правило, легкие изменения регуляторного характера со стороны неспецифических активирующих систем мозга, отражающие некоторый дисбаланс активирующих и синхронизирующих влияний на кору.

В большинстве случаев (69%) признаки дисфункции неспецифических срединных структур отсутствовали, как в фоновой ЭЭГ, так и при функциональной нагрузке. В остальных случаях их удавалось выявить только при гипервентиляции. При этом амплитуда билатерально-синхронных вспышек не превышала 50-60 мкв.

Среди испытуемых, признанных невменяемыми, отмечались грубые диффузные изменения резидуально-органического характера. Однако проявления, отражающие функциональные сдвиги в деятельности неспецифических срединных структур для группы невменяемых не были характерны.

Таким образом, ведущей характеристикой исследуемой группы оказались характерные изменения неспецифических срединных структур, включая структуры, ответственные за эмоционально-волевую регуляцию. В группах сравнения преобладали неспецифические резидуально-органические изменения. Указанные изменения биоэлектрической активности расцениваются, как правило, в качестве конституционально обусловленных особенностей функционирования систем, связанных с регуляцией эмоционального поведения и являющихся психобиологической основой формирования базовых характерологических свойств личности (Иващенко О. И., Шостакович Б. В., Огарок Е. М., 1998).