 | |  | О себе | | Моя работа | | Лечение | | Библиотека | | Дневник | | Контакты | |
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||
| | | | |
| | | Б. В. Шостакович, В. В. Горинов, Л. О. ПережогинК вопросу о применении ст. 22 УК РФ при расстройствах личностиГосударственный научный центр социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского, Москва
В статье предпринята попытка обобщения первого опыта применения ст. 22 УК РФ («ограниченной вменяемости») при расстройствах личности. На основании анализа 20 экспертных случаев описаны психопатологические особенности данной категории подэкспертных, особенности их криминальных деяний, выделены основные факторы, обусловливающие вынесение соответствующего экспертного решения.
Институт ограниченной вменяемости характерен для уголовного законодательства большинства государств континентальной (романо-германской) правовой семьи, ведущей свое происхождение от римского права. Предпосылкой для введения указанного института практически везде явилось внедрение в широкую клиническую и экспертную практику учения о «пограничных состояниях», которые влекут снижение способности осознавать значение своих действий и контролировать их, но в то же время не в столь значительной степени, чтобы лица, обнаруживающие расстройства пограничного спектра, признавались невменяемыми. Наиболее разработаны нормы применения ограниченной (уменьшенной) вменяемости в ФРГ и во Франции, где подобная практика существует на протяжении многих лет [9, 11, 13]. В СССР в 1920-е и 1930-е годы ограниченная вменяемость использовалась de facto, хотя и не была законодательно закреплена. В дальнейшем подобная практика вышла из употребления [14]. В то же время в ряде научных исследований прямо указывалось, что проблема преступности среди лиц с психическими расстройствами, не исключающими вменяемости, становится все более актуальной, и столь жесткая дихотомия оценки способности субъекта отдавать отчет в своих действиях и произвольно управлять ими требует принципиального пересмотра [1]. Отечественные авторы видели основной смысл введения института ограниченной вменяемости в достижении возможности более дифференцированной судебно-психиатрической оценки состояний, которые по содержанию психопатологии не соответствуют юридическому критерию невменяемости, но все же имеющиеся у них психические расстройства значительно ограничивают свободу личности в ее деятельности [8]. Нормы ст. 22 УК РФ не ограничивают категорий патологических состояний. На практике они могут быть применимы к различным категориям лиц с психическими расстройствами, совершившим уголовно-наказуемые деяния. Опыт применения ст. 22 УК РФ в Москве показал, что в 59,2% случаев она применяется в отношении подэкспертных с органическим поражением головного мозга, в 16,4% — с умственной отсталостью, в 7,1% — с расстройствами личности, в 4,3% — с эпилепсией, в 2,8% случаев — с шизофренией [2]. Такой значительный разброс патологии связан, на наш взгляд, с тем, что экспертные комиссии при вынесении решения о применении норм ст. 22 УК РФ ориентируются в первую очередь на ограниченную способность подэкспертных руководить своими действиями, что находится в тесной зависимости от особенностей личности испытуемых и от требований, предъявляемых к личности в определенной субъективно-сложной ситуации [8, 14]. Не случайно одно из ведущих мест по частоте вынесения экспертных решений о применении норм ст. 22 УК РФ занимают расстройства личности. Их особенностью, как и других пограничных расстройств, является представленность в популяции в виде непрерывного континуума [3, 10, 12], на одном полюсе которого расположены состояния, которые могут расцениваться судебно-психиатрическими экспертами как «глубокие психопатии», патологические развития личности при психопатиях [4], а в других случаях степень выраженности психических расстройств столь незначительна, что констатируются «акцентуации характера» по К. Леонгарду (1981) или так называемые «психопатические черты характера». В то же время значительная часть подэкспертных не могут быть отнесены ни к первой, ни ко второй группе. Другой особенностью расстройств личности является снижение способности руководить своими действиями при формальной сохранности интеллекта. Ряд зарубежных авторов склонны трактовать психопатии как исключительно судебно-психиатрический диагноз. В США и ориентированных на США странах за последние 5 лет отмечается выраженная тенденция расширенного диагностирования диссоциального расстройства личности (F 60.2 по МКБ-10), без учета иных характерологических, психологических, психопатологических особенностей, кроме совершения преступления, «вызова обществу» [16, 17]. Указанная позиция в корне противоречит традициям отечественной судебной психиатрии, исходящей при вынесении экспертного решения прежде всего из клинической оценки состояния испытуемого. Данное исследование представляет собой обобщение первого опыта применения ст. 22 УК РФ при расстройствах личности, накопленного в Центре. Всего было обследовано 20 испытуемых, проходивших стационарную судебно-психиатрическую экспертизу в ГНЦСиСП им. В. П. Сербского в период с января 1997 по декабрь 1998 г., которым был установлен диагноз психопатии (расстройства личности) и в отношении которых экспертными комиссиями было рекомендовано применение ст. 22 УК РФ. Малый объем выборки обусловлен тем, что за период действия нового УК, включающего нормы «ограниченной вменяемости» (с 1 января 1997 г.), количество лиц, прошедших СПЭ, которым был установлен диагноз «психопатия» (расстройство личности) и в отношении которых рекомендовалось применить нормы ст. 22 УК РФ в Центре составило менее 30 человек, что в то же время составляет около 80% от всех подобных экспертных решений по Москве. Так, по данным Ю. Н. Аргуновой, за 9 месяцев 1997 г. с момента введения в действие нового УК РФ, судебно-психиатрическими экспертными комиссиями, расположенными в пределах Москвы, было дано 140 заключений о применении к лицам, обвиняемым в совершении преступлений, ст. 22 УК. Из них 10 испытуемым был установлен диагноз психопатии [2]. По данным ГНЦСиСП им. В. П. Сербского, за тот же период в Центре прошли экспертизу 8 испытуемых с данным экспертным решением. Малый объем выборки делает нецелесообразным применение стандартных статистических методов исследования, поскольку достоверность вычисленных показателей была бы сомнительна. Исследуемую группу составили 19 мужчин и 1 женщина. Средний возраст испытуемых составил 27,4±7,1 лет, минимальный — 18 лет, максимальный — 40 лет. Большая часть испытуемых была младше 35 лет (до 25 лет — 8, 26-35 лет — 7). При соотнесении установленных им диагнозов с критериями МКБ — 10 в 10 случаях обнаруживались признаки шизоидного расстройства личности (F 60.1), в 6 — истерического расстройства личности (F 60.4), 2 случая могли бы быть отнесены и к шизоидному, и к истерическому расстройству личности, по 1 случаю соответствовало критериям диссоциального (F 60.2) и параноидного (F 60.0) расстройств личности. Из 20 испытуемых на момент взятия под стражу в браке состояли только 5 человек, причем у 4 брак был близок к распаду. Ранее брак распался у 6, дважды в браке состояли двое (у обоих браки распались), детей имели пять испытуемых. Анализ заключений экспертов-психологов (16 случаев) позволяет предположить основные причины подобного явления: для испытуемых, состоявших в браке, были наиболее характерны такие личностные особенности, как внешнеобвиняющие установки, демонстративность, эгоизм, обидчивость, раздражительность, склонность к доминированию и агрессии, что в целом согласуется с устоявшимся мнением, что для расстройств личности характерны интенсивные «патические» реакции, возникающие под влиянием незначительных раздражителей, и носящие, как правило, антисоциальный характер, наиболее резко проявляющийся в кругу близких лиц [5]. Среди испытуемых начальное образование имел 1, неполное среднее имели 6, среднее 2, среднее специальное и среднее профессиональное 8, неполное высшее 2, высшее 1. В то же время обращает на себя внимание факт, что 8 испытуемых не работали, а 4 занимались неквалифицированным трудом, подрабатывали от случая к случаю. Квалифицированным физическим трудом занимались 6 человек, умственным 1, творческим — 1 (концертмейстер). Отмечалось несоответствие труда низкой квалификации и приобретенных в процессе профессионального обучения навыков. Практически для всех испытуемых была характерна частая смена мест работы, конфликты с начальством и сослуживцами, причем как правило, срок работы на одном месте все более и более сокращался, пока испытуемые не бросали работу совсем или не переходили на существование за счет случайных заработков. Служили в армии только 7 испытуемых, 6 были комиссованы до службы (в отношении 4 известно, что военно-врачебными комиссиями им устанавливался диагноз психопатии), двое — во время службы. Как правило, служба у этих лиц протекала со сложностями, они не могли адаптироваться к условиям службы, не выполняли элементарных правил распорядка, часто подвергались дисциплинарным взысканиям, провоцировали в части конфликты. Двое совершили воинские преступления (дезертирство, убийства сослуживцев). Большинство отечественных и зарубежных авторов сходятся во мнении, что конституциональные факторы, и в первую очередь — алкоголизм, расстройства личности, наследственная отягощенность эндогенными заболеваниями, для которых характерно своего рода «пролонгированное воздействие» (собственно конституциональная и средовая роль микроокружения), играют в формировании расстройств личности ведущую роль [17]. У половины испытуемых отмечалась наследственная отягощенность психическими расстройствами. В 6 случаях психические расстройства наблюдались у отца (алкоголизм — 6, расстройства личности — 1), в 7 случаях — у матери (алкоголизм — 3, расстройства личности — 4), в трех случаях — у других близких родственников, из них 2 — эндогенные психозы. 8 испытуемых были единственными детьми в семье, 12 — первым ребенком. В трех случаях беременность испытуемым протекала с токсикозом, в 1 — с психогениями, 1 родился недоношенным (на 7 месяце), 1 — переношенным, асфиксия в родах наблюдалась в 4 случаях, ранняя постнатальная патология в 2 случаях. Только половина испытуемых воспитывались в полных семьях, 6 — без отца, 1 — без матери, 2 — в детских домах. Отмечалась значительная зависимость от матери — в 14 случаях, от отца — в 6 случаях, от других близких родственников (как правило, от бабушек) в 11 случаях. При этом отношение к другим родственникам как правило, было отрицательным, негативистичным, порой доходило до активного неприятия, отмечались случаи внутрисемейной агрессии. В то же время только 2 испытуемых не имели теплых отношений ни с кем из членов их семей. Нередко по мере развития расстройства личности, обычно в подростковом возрасте, возникали реакции оппозиции, испытуемые начинали проявлять ранее несвойственные им грубость, жестокость в отношении близких. Особенно это сказывалось на отношениях с братьями и сестрами. В зрелом возрасте большинство испытуемых стремились наладить с родителями хорошие отношения, но их отношение к братьям и сестрам по-прежнему носило отрицательный характер. В 7 случаев воспитание носило характер гипоопеки, что как правило, наблюдалось при наличии у родителей алкоголизма, сопровождалось конфликтами в семье, в силу чего испытуемые, составившие данную группу, совершали побеги из дома, проводили время в уличных компаниях, рано начинали употреблять алкоголь, наркотики, ориентировались в своем поведении на социально неблагополучных лиц, часто подпадали под влияние лиц с криминальным прошлым, совершали в подростковом возрасте правонарушения. В 3 случаях испытуемые воспитывались в условиях гиперопеки, что приводило к нарушению их адаптации в своей возрастной группе, избеганию контактов со сверстниками, формированием ориентации в поведении на взрослых уже в ранние школьные годы. Игровая деятельность испытуемых в 4 случаях носила характер аутичной игры, 6 испытуемых избегали игр, столько же играли с детьми младшего возраста. Почти половина испытуемых (9 человек) избегали общения со сверстниками, в 3 случаях отмечалось неприятие испытуемых сверстниками, что сочеталось с воспитанием по типу гиперопеки. В этом случае формировались совершенно иные, не свойственные возрасту интересы, что в зрелом возрасте находило отражение в ограниченности социальных контактов, трудности в установлении партнерских отношений, избирательной общительности. Лидирующую роль играли в среде сверстников 5 человек, для них были характерны выраженные уже в детском возрасте истерические черты личности, как правило, они возглавляли дворовые компании, отличались с детских лет вспыльчивостью, капризностью, часто были склонны к агрессивным действиям, провоцировали конфликты, участвовали в драках, рано начинали сексуальные отношения с девушками старшего возраста. Большинство испытуемых (14 человек) ранее госпитализировались в психиатрические больницы, из них 11 — неоднократно, 5 — на принудительное лечение, психические расстройства в детском возрасте наблюдались у 6, тяжелые соматические заболевания у 3 человек. Госпитализации в психиатрические клиники обычно были связаны с неправильным поведением, если они имели место в детском и подростковом возрасте, то инициатива исходила от родителей, педагогов. В зрелом возрасте многие испытуемые сами обращались за психиатрической помощью, у них часто обнаруживались невротические расстройства. Зарубежные авторы констатируют факт, что правонарушение, совершенное психопатической личностью, всегда имеет «свой почерк». Cleckley отмечает, что подобные деликты часто оказываются незавершенными, преступники избегают тривиальных путей реализации, «вносят в преступление свою изюминку», исполнитель после совершения правонарушения как правило, не в состоянии скрыть его следы, его быстро задерживает полиция, причем нередко преступники сами сдаются властям, либо оставляют на месте преступления предметы, непосредственно изобличающие их, как правило их преступления не относятся к категории тяжких [15]. Психопатические личности совершают преступления против родителей, супругов и половых партнеров, что не приветствуется в криминальной среде [19]. Они не выполняют «воровских законов», не придерживаются установленной в уголовном мире иерархии, не связывают себя круговой порукой, противопоставляют уголовному миру, в частности, редко наносят себе татуировки [18]. В составе группы обследованных 10 человек были впервые привлечены к уголовной ответственности, однако встретился и случай, когда привлечение к уголовной ответственности было шестым по счету, а обвинение включало 14 пунктов, в том числе — убийства, разбой, взятие заложников, изготовление, ношение, сбыт оружия, организацию преступной группировки. В 15 случаях были совершены преступления против жизни и здоровья, в 10 — против собственности, в 3 — против половой неприкосновенности, в 2 случаях — воинские преступления. У 15 испытуемых преступление было связано с насилием. Обращает на себя внимание, что в ряде случаев применение насилия в ходе совершения преступления не было оправдано, однако испытуемые намеренно совершали его. В 11 случаях потерпевшие были хорошо знакомы с преступником, либо являлись его родственниками. У 8 испытуемых правонарушение было совершено в группе. В 6 случаях преступления не были доведены до конца, в 14 — длились менее часа, в половине случаев совсем не планировались, еще в 7 случаях между созданием плана и совершением правонарушения проходило не более часа. Среди преступлений, совершенных в группе, практически не встречалось случаев, когда бы испытуемые выполняли пассивную роль. Даже тогда, когда роль организатора преступления принадлежала не им, они вносили в план по ходу выполнения действия изменения, дополнения. Только 7 испытуемых совершили правонарушения в состоянии опьянения. Среди мотивов преступления на первое место (12 случаев) вышла психопатическая самоактуализация, затем шли аффектогенные и корыстные мотивы (по 10 случаев), в 8 случаях наибольшую роль играла личная неприязнь к потерпевшим, что отчасти согласуется с данными В. В. Гульдана [6]. 8 человек из числа обследованных злоупотребляли алкоголем, у 4 была диагностирована наркомания. Двое в анамнезе перенесли алкогольные психозы. В 18 случаях отмечалась психоорганическая симптоматика, как правило, на уровне церебрастенических проявлений. Черепно-мозговые травмы имели в анамнезе 8 испытуемых. В то же время при анализе заключений по ЭЭГ (14 случаев) на всех электроэнцефалограммах были обнаружены патологические изменения органического характера, расцененные в 3 случаях как легкие, в 10 как умеренные и в 1 случае — как значительно выраженные. В 9 случаях отмечалась дисфункция неспецифических срединных структур, в 6 — дисфункция подкорки. Патологические знаки были преимущественно акцентированы в затылочной области левого полушария. Большинство ЭЭГ можно было отнести к десинхронному или дезорганизованному (с преобладанием альфа-активности) типам, что как правило, свидетельствует о дисфункции регулирующих систем мозга, микроструктурных поражениях различных отделов мозга, в том числе и коры [7]. В то же время на клиническом уровне органическая симптоматика проявлялась в незначительной степени. Аффективные расстройства встречались у всех испытуемых. У всех отмечались депрессивные периоды, в 13 случаях сопровождавшиеся дисфорическими явлениями, периоды повышенного настроения встречались у 6 человек, фазность смены аффекта отмечалась у троих. Тревога встречалась в 17 наблюдениях, 8 испытуемых страдали страхами. У 5 преобладал апатический аффект. В 15 случаях были выявлены сверхценные идеи, из них в 4 случаях — ипохондрического характера. Часто содержание сверценных идей непосредственно отражалась на характере криминала. Для большинства обследованных была характерна завышенная самооценка, они желали себе «лучшей судьбы», хотели значительно улучшить свое материальное положение. Все без исключения испытуемые обнаруживали волевые расстройства, достигавшие значительной выраженности. При анализе волевых нарушений на первый план выступали неспособность к преодолению внутриличностных конфликтов, слабость мотивации, нарушение произвольной регуляции психических и моторных актов, склонность к выработке стереотипов, навязчивостей. При обследовании в Центре ни у кого из подэкспертных не было выявлено психотической симптоматики, также не отмечено ни случаев симулятивного поведения. До поступления в Центр 18 испытуемых уже проходили СПЭ (чаще АСПЭК) по данному делу, из них 3 были признаны вменяемыми, 1 — невменяемым, в остальных случаях экспертные комиссии не приняли решения, мотивируя это сложностью клинической картины. Ранее 7 испытуемых проходили СПЭ по другим уголовным делам, некоторые неоднократно. Всего на их долю пришлось 6 заключений о невменяемости, 3 о вменяемости. В двух случаях давались противоречивые заключения, хотя диагноз оставался прежним. У 18 испытуемых отмечалась выраженная динамика расстройства личности, в 14 случаях она носила отрицательный характер (углубление расстройства личности, все большее заострение патологических личностных черт, учащение обострений и декомпенсаций состояния, присоединение другой патологии, в частности — алкоголизма, наркомании, ведение асоциального образа жизни), в 4 — положительный. На характер экспертного решения оказывали влияние диагностируемая выраженность расстройства личности в 7 случаях, что сопровождалось не только крайним заострением патохарактерологических черт, но и личностной незрелостью, порой доходящей до степени выраженного инфантилизма, снижением критических и прогностических способностей, значительными эмоционально-волевыми расстройствами. В 9 случаях была диагностирована декомпенсация расстройства личности. Часто декомпенсация развивалась в условиях хронической психотравмирующей обстановки в семье, в воинском коллективе. В трех случаях характер экспертного решения определялся наличием расстройств сексуального предпочтения эго-дистонического варианта, в одном случае наличествовало выраженное расстройство личности, осложненное наркоманией, испытуемый действовал в состоянии абстиненции. 19 испытуемым было рекомендовано амбулаторное наблюдение и лечение у психиатра. В одном случае была назначена повторная стационарная СПЭ в Центре, вынесшая решение о невменяемости и рекомендовавшая принудительное лечение в психиатрическом стационаре общего типа. В качестве общего вывода можно указать, что требуется еще значительная работа по уточнению существующих и выработке новых экспертных критериев применения «ограниченной вменяемости», однако уже накопленный опыт свидетельствует о на своевременности введения в отечественную судебную практику положений ст. 22 УК РФ. Литература
|
|
|